“Отцеубийство” как русский вопрос.
Фирсова Галина
Нигилизм - одна из самых слабых и страшных черт нашей культуры. В России прошлое воспринимается не тем, из чего выросло настоящее, всем добрым и злым ему обязанное, а неким общим заблуждением, ошибкой, в которой или все виноваты или никто, но которую надо исправить столь же решительно, сколь некогда она утверждалась в качестве истины. Но отвергая прошлое, а следовательно и традиции, мы отвергаем и многовековой опыт. Желая приобщиться к экономической культуре стран лидеров и отречься от всего своего прежнего опыта, не разбираясь и, по сути даже не анализируя, мы тем самым нарушаем логику развития, единую для всей нашей цивилизации. Ту логику, согласно которой, учет культурно-исторической специфики своей страны, только опора на ее традиционно сформировавшиеся ценности, позволяют осуществлять полноценное развитие. Например, японцы, говоря о второй половине 80-х годов, как о времени великого испытания творческих сил народа, отмечают: “Вся нация должна будет работать, как одно одержимое существо...”. Так почему же в Стране восходящего солнца заимствуют, дух наших, ныне нами же отвергаемых традиций?
Откуда же берет свое начало русский нигилизм? Неизвестно. Ф. М. Достоевский заметил: дайте русскому школьнику карту звездного неба, и на следующий день он вернет ее вам исправленной.
Следовательно, все ранее существовавшее не имеет значения, и лишь собственная воля является точкой отсчета.
Эту характерную черту русского народа определил еще Чаадаев: “Мы так странно движемся во времени, что с каждым нашим шагом вперед, прошедший миг исчезает для нас безвозвратно”.
Действительно, только настоящее, ничего не знающее о прошлом или просто не воспринимающее его, способно исправить за ночь карту неба. Ничего не меняется, если мы берем в качестве примера школьника, ребенка. Здесь рассматривается проблема отцов и детей, как чисто национальный вопрос.
Прошлое отвергается почти полностью. Отказываются едва ли не от всего, что досталось настоящему от былого, которое почти исчезает.
Разумеется, “вечное настоящее”, спустя какое-то время само оказывается прошлым и вскоре его начинают воспринимать вечной ошибкой. В философии это называют “тотальный неисторизм”, а в русской литературе - “нигилизм”.
Но нигилизм не просто отказывается от прошлого, - он его разрушает. В итоге - существование без прошлого и без будущего(!), то есть неисторическая, неразвивающаяся жизнь. Это даже уже не нигилизм, а аннигиляция. Она имеет двоякий смысл: уничтожение отцами детей (“детоубийство”), и детьми отцов (“отцеубийство”). Кстати, “отцеубийству” у нас противопоставляется “культ отца”, переходящий в любовь к его социальным заместителям - царю, внешнему руководителю страны, со стороны которых требуется наличие ответных чувств к народу. Говорилось и писалось также об “отеческой заботе партии”, хотя тут более бы подошло понятие “материнской заботы”.
Лермонтов, первый из поэтов девятнадцатого века, создал черты национального архетипа “отцы - дети” в стихотворении “Дума”, где открыто сказано о том, что “отцеубийство” - это взгляд детей на отцов как на прошлое, от которого необходимо избавится вследствие его ложности:
Богаты мы, едва из колыбели,
Опыт отцов негоден, и дети получают его, еще ничего не сделав, не прожив, и потому отказываются сразу, воспринимая все былое с заблуждением. Вот откуда бестрепетное сознание, перекраивающее за ночь звездную карту.
Но зато и нынешних детей ждет судьба их отцов. На данный момент, в России, пренебрежение очень актуально. Этот устойчивый опыт, передающийся из поколения в поколение: убеждение, что настоящая жизнь начинается с тебя самого, а все минувшее - ошибка, обман, бессмыслица.
В русском варианте происходит полный отказ от прошлого, самоутверждение настоящего и его право переделывать плохо устроенный мир. Поэтому настоящее без каких-либо сомнений (!) может переменить все, что ему досталось.
Альбер Камю считал, что главным вопросом философии является вопрос: стоит ли жить? В российском варианте вопрос обрел форму парадоксального утверждения: так жить нельзя.
А.С.Пушкин писал: “Я, конечно, презираю мое отечество с головы до ног, но мне досадно, если иностранец разделяет со мной это чувство”. Чаадаев отмечал в “Философских мыслях”: “Исторический опыт для нас не существует...века протекли без пользы для нас...Одинокие в мире, мы ничего не дали миру, ничему не научили его! В общем мы жили и продолжаем жить лишь для того, чтобы послужить каким-то важным уроком для отдаленных поколений, которые сумеют его понять”.
Но все-таки хочется верить, что когда-нибудь эти поколения откажутся от “отцеубийства”, что даст возможность народу “повзрослеть” и овладеть собственным прошлым, чтобы обрести надежду на будущее. Тогда-то и будет преодолен нигилизм и обретена собственная история, история народа, не прощающего “отцеубийства”. Европейский мир давно осознал, что без отцов дети не взрослеют, сами не могут стать отцами, а без этого нет истории и нет реального существования.