Детское самоуправление
Ольга Анатольевна Епифанова
Сегодняшняя ситуация в стране очень сложная, и особенно тревожна она в духовно-нравственном состоянии общества. Культуре России нанесен серьезный урон (и вглубь и вширь), и не последнее место в этом сыграла реформа образования, которая “продолжается” до сей поры.
А. А. Зиновьев пишет: “Разрушают национальную культуру, навязывают западную, точнее, американизированную псевдокультуру. <…> Власти покупаются, получают подачки, удовлетворяют свое честолюбие. Широким массам дается суррогат демократии в виде распущенности, неподконтрольности, разврата, причем все это преподносится как полная свобода личности. <…> В далеком будущем, я предполагаю, что русскому народу светит – если слово “светит” здесь уместно –полное исчезновение с исторической арены. Я считаю, что существует сознательная установка определенных сил Запада не просто на то, чтобы захватить страну, но на то, чтобы ликвидировать русский народ как явление историческое”.
Читая “Век толп” С. Московичи, я стала понимать, что разложить страну, потерять свой волевой импульс возможно. И система образования – это самый удачный механизм, выработанный государством; если его толково использовать, может быть самым действенным рычагом для решения данной задачи. Увидеть, что за установками на приоритет личности над коллективом, гуманизмом и демократизмом стоит не только позитивное содержание, должны были в первую очередь идеологи школы – историки. Именно они должны были искать разумный компромисс, беречь традиции и дольше других не сдавать позиции, а они впереди всех, каясь и ища виновных, кинулись в перестройку.
Н. М. Карамзин писал: “Историк должен ликовать и горевать вместе со своим народом. Он не должен, руководимый пристрастием, искажать факты, преувеличивать счастье или умалять в своем изложении бедствия; он должен быть прежде всего правдив; но может, даже должен все неприятное, все позорное в истории своего народа передавать с грустью, а о том, что приносит честь, о победах, о цветущем состоянии, говорить с радостью и энтузиазмом. Только таким образом может он сделаться национальным бытописателем, чем прежде всего должен быть историк” (“Русская старина”, 1890, № 9, с. 453).
Удар, который был нанесен по педагогике коллективного творчества, деятельности с позиций индивидуализма и гуманизма до сих пор еще не осмыслен. И мне видится, что этот удар был нанесен и русской социальности и менталитету.
Детство в жизни homo sapiens, по словам Московичи, есть превращение не животного в человека, а ребенка во взрослого, то есть восхождение его на все более высокие ступени и стадии одной и той же всецело человеческой жизни, осуществляющейся на основе игровой, учебной, трудовой и так далее деятельности в условиях непосредственного и опосредованного общения. Сколько бы мы ни умилялись детству, но надо признать: детство – это период, который надо прожить, чтобы стать взрослым, оттого, что заполняет твое детство и как оно идет, зависит скорость взросления и богатство человеческой субъективности. Нельзя детство определять как самодостаточный и полноценный период жизни, так как это может оставить человека в этом периоде навсегда. Мы можем получить “общество детей”, то есть недоразвитых взрослых, с которыми очень страшно иметь дело в реальной жизни.
Развитие человека – это приобретение прежде всего типологических черт, то есть осуществление себя представителем определенной общности, группы, класса, народа, страны.
Следовательно, педагогика коллективно-творческих дел, формирование коллективов – это путь адаптации человека в мире, это его взросление, его становление, определенный путь к себе.
Это очень важно, чтобы в жизни человека была школа, был двор, улица, страна. Человек мира не определен, он не явлен, и он страшен, так как приемлет все и растекается от бесформенности. Иногда ловлю себя на том, что очень страшно входить в отношения с представителями нового поколения именно потому, что они не оформлены, от них не знаешь, чего ждать, на что надеяться, где тебя подставят и предадут. Не явлен, не определен – не имеет образа лица. О какой личности можно говорить? Лик, образ, личина, персона, самость. Нет его. “Немота русских лиц”. Мне кажется, она только усилилась в последнее время. Даже если ты можешь говорить, ты рискуешь не быть услышанным. Жить рядом, и не соприкоснуться. Порой на уроке, чтобы не выглядеть нелепо, хочется просто замолчать или говорить без эмоций, не чувствуя, отстраняясь от материала и слушателей. Душа молчит, иначе – только боль.
Иерархичность и демократичность – лишь способы структурирования общественной жизни, причем говорить, что второй лучше, чем первый однозначно слишком неправда. Демократия никогда не была целью – это лишь способ, механизм, когда что-либо абсолютизируют, часто доводят до абсурда. Демократия, вырождаясь, приводит к охлократии. В основе демократии лежит принцип равенства, равняться по самому высокоразвитому невозможно, поэтому равнение идет не на первого, а на последнего (если собралась толпа из 40 академиков и 2 кухарок, то вести они себя будут – в толпе! – как 42 кухарки, и никакое образование от этого не спасет). Демократия на фоне современной техногенной цивилизации есть механизм превращения человеческих групп в толпы, массы. Массовизация нас захлестывает, теперь она стала реальностью и в школе. Мы постоянно имеем дело с толпой. Толпа правит бал. Осознание, что это явление эпохальное не утешает. Изучая законы человеческой социальности, почему историки так легко пошли во главе этих процессов?
Превращение масс в публику под воздействием средств массовой информации, вытеснение непосредственного человеческого общения во многом именно средствами массовой информации, изменение речи (“новояз” стал сегодня реальностью, он захлестывает все пространство) – все это ведет к разрушению мышления. Повсеместная дебилизация на фоне растущей инфантилизации. Мы приходим в результате тотальных реформ, и реформы образования в частности, к одичанию нашего общества.
Мышление оказалось самым уязвимым в наших людях, которые столкнулись с ситуацией экзистенциальной неопределенности. Раньше мы страдали от однообразия мыслительных конструкций, но в этом были и свои положительные стороны. Мыслеформы задавались и держали мышление, делая человека подготовленным к жизни в данных рамках существующей системы, при желании рамки можно было раздвигать, менять или совсем игнорировать, уходя в интеллектуальное затворничество, а сейчас – принципиальная незаданность рамок мыслительных процессов невротизирует всех, особенно детей. Они – жертвы технологии развития. Учителя, переходя в работе на технологии развития, стремясь работать в инновационном режиме, погружают учеников в хаос неопределенности, предлагая самим структурировать мир вокруг себя. Но для этого нужен опыт, опыт не одного человека и не одного поколения.
Всегда шедевру предшествует изнуряющая работа по образцу. Да и личность – это явление позднее, итог развития человечества (идеи Баткина). У некоторых народов до 20 века в языке даже не было слова, обозначающего личность. Личности предшествует индивидуальность, в основе которой лежит принятие в себя и выбор для себя различных социальных ролей. Поэтому в основе многогранной индивидуальности лежит опыт прожитых, апробированных и прожитых социальных ролей. Общество только тогда полноценно, когда оно может обеспечить удовлетворение многообразием предложенных ролей. Но со смертью октябрятской, пионерской, комсомольской организации, умерло и детское самоуправление. Утрата детских организаций нанесла невообразимый удар по процессу индивидуализации, социализации, сделала невозможным испробовать себя командиром отряда, вожатым, комсоргом, да и неформальным лидером тоже. Все это привело к детской недоразвитости, скудости человеческой субъективности. Нет возможности проживания себя в группе, в коллективе себе подобных. Уже достаточно много детей не имеют опыта пионерских лагерей, опыта костров, песен под гитару, опыта расставаний и встреч. Это все приводит к скудости их студенческой жизни. В школе все меньше и меньше остается энтузиастов, людей больных песнями, кострами, походами, учениками, а вновь приходящие этого либо не умеют, либо не хотят делать.
Разрушение общественного укрыло нас всех в своих домах, пристрастило к телевизору. Мы меньше общаемся, все реже и реже ходим в гости сами и приглашаем к себе, реже соотносим себя с другими и сами не замечаем, как скудеет наша жизнь. Общение становится как еда, основанная на полуфабрикатах, - безвкусное и упрощенное.
Из нашей жизни уходят ритуалы, которые держали и придавали торжественность. Когда-то я, как герой детского фильма, заявляла: “Даже в космос не хочу строем” (в век, когда все хотели быть космонавтами), а теперь я тоскую по парадам, по смотрам строя и песни, по выносу знамени, по барабанному бою и сигналу фанфар. Дети, не умеющие маршировать (нам говорили с экрана телевизора, что это военная подготовка, воспитание агрессивности), послушайте их шаги. Это походка стариков, шаркающая, развинченная, весь их организм разболтан и не собран воедино.
Сегодняшняя ситуация – есть ситуация, рожденная лозунгом: “Всеобщая демократизация” - она утверждает приоритет личностного начала над группой, коллективом, она разрушает иерархичность, организацию, позволяет “варварам” одерживать верх над аристократами. Это уже было однажды, мы оплакивали дворянскую культуру, что сейчас будем оплакивать? Личность, которая не может уже ничего противопоставить тем новым хватким “волчатам”, которые уже идут и за которыми уже просматриваются “шакалята”. Такого не пиететного отношения к человеку я не видела даже в самые застойные годы. Сейчас тебя просто не видят, игнорируют, тебя нет, если ты никому не нужен.
Прагматизм во всем, человек сегодня – это средство для государства, другого человека, для администрации, но страшнее всего даже не то, что тебя используют, страшнее всего твоя непризнанность, ведь если раньше человек мыслил иначе, его наказывали, но в этом было все-таки признание его, сейчас же до тебя просто никому нет дела, а те, кто по должности тебя должны оценивать и признавать, мягко говоря, вызывают большие сомнения. Их суждения не отличаются ни научностью, ни объективностью. Традиционное: “А судьи кто?”
Школа больна всеми болезнями общества. Ослабление личностного напора можно связать с уничтожением известных переходных барьеров (экзамены, вступление в различные общественные организации, самоутверждение себя в группе). Под лозунгом “гуманизации” четко просматривается затягивание времени детства, позднее взросление. Результат – инфантилизация школы и общества. Сегодня мы можем фиксировать ослабление ответственного отношения к реальности, которую формирует каждый для себя и своих близких (но самое печальное, что идет и ослабление ответственного отношения к своему будущему).
Школа задает все новые и новые вопросы, которые требуют своего осмысления и организации определенной деятельности. Ибо школа – это наш социум в миниатюре