Помним и любим<<== Воспоминания<<==
Память сердца
Светлана Артемьевна Некрасова, учитель школы №79
1938 по 1948 год я училась в школе № 50, расположенной в очень небольшом помещении на углу улиц Советской и Державина. До войны эта школа считалась образцовой, показательной и в какой-то степени привилегированной. Над нею шефствовал “Кузбассуголь”. В школе — 3 этажа по 4 класса на каждом. Кабинеты физики, химии, библиотека. Спортивного зала нет, его заменяет рекреация первого этажа. Но есть большая, уютная столовая с горячими завтраками. Понятно, что это здание не могло быть превращено в госпиталь для раненых, поэтому в нашу школу перевели учеников из школ, закрытых под госпиталь. Это были школы № 42, 95 (тогда 79) и 79 (тогда 46).
Переполненная 50-я занималась в три смены. Помнится, уже совсем к ночи еще занималось какое-то вечернее дошкольное педучилище. Уроки проводились укороченными до 35 минут, а перемены были по 5 минут. Не велись пение, рисование, физкультура. Зато в старших классах преподавали военное дело. Военруками были комиссованные по ранению молодые ребята. Мы учились разбирать и собирать винтовку и бросать учебные гранаты.
Учиться было очень непросто: не было учебников, тетрадей. Уроки готовили дома при коптилках, так как всю войну электричество в домах было отключено. В домах был холод. Я жила в одноэтажном особнячке по ул. Нарымской. На нашей тенистой, уютной улице с тополевыми аллеями во время войны были спилены почти все деревья. Однажды ночью кто-то разобрал и унес на дрова крылечко от нашего парадного. Стены в комнате (жили все в одной, с печкой-буржуйкой) были покрыты снегом и инеем. Спали, не раздеваясь. Особенно мучил голод, постоянное желание есть. Я ходила к столовой №8 на Красном проспекте (теперь здесь — “Кофейня”), чтобы понюхать вкусный, сытный запах.
В школе нам выдавали на завтрак по маленькой плоской коричневой булочке, чуть больше пряника, и хлеб, полученный по карточкам (мамина и моя детская по 400 г, бабушкина 300 г), дома делили на равные части. Я свою почти всю съедала утром, оставался маленький кусочек. И вот он мешал мне учиться в школе. Больше, чем об уроке, я думала о нем, мечтала, как приду и его съем. При этом у многих из нас отцы были на фронте, и мы с тревогой ждали известий.
На фото:
Закончился 1974 учебный год... торжественная линейка в 50-й
Выпуск 1974года, 10а класс
В центре - Полина Григорьевна Черданцева, первая учительница,
справа - завуч Эльвира Аркадьевна Александрова.
Девушка на фоне окна - Куклина Светлана.
Каждую весну, начиная с 4 класса, мы сдавали переводные экзамены. Причем по всем изучаемым предметам, включая ботанику, географию, историю. До сих пор не могу понять и оправдать этой жесткости руководителей народного образования по отношению к детям войны. Несмотря на суровость военного времени и тяготы, жизнь школы, ее воспитание не прекращались, они только приобрели характер, соответствующий этому времени. До войны директором нашей школы был удивительный, замечательный человек — Николай Викторович Стеленковский. Он был еще очень молод, высок, строен, красив, спортивен. Его любили мы, малыши, а для старшеклассников он был идеалом во всем. Ник Вик (так его звали) преподавал литературу в старших классах. Говорят, делал он это блестяще. Он очень любил детей любого возраста. Со старшими он играл на переменах в волейбол и футбол в школьном дворе, было и серьезное духовное общение. С нами водил хоровод “Левая-правая” в школьной рекреации и пел свои любимые “Три танкиста” и “Если завтра война, если враг нападет...”.
Началась война, и Николай Викторович вместе со своими учениками-мальчиками 10-х классов добровольно ушел на фронт. В школе как-то узнали о дне и часе, когда колонна добровольцев пойдет к вокзалу. Девочки-старшеклассницы и учителя сумели увидеть их, проходящих мимо школы, с вещевыми мешками за плечами. В первой шеренге справа шел со своими учениками наш любимый директор. С войны он не вернулся.
Война вошла в нашу школьную жизнь, и мы жили в ней. То собирали металлолом для танков. То ходили по домам, собирая по поручению РК Комсомола вещи и деньги для фронта. Мы и сами время от времени несли в школу для подарков на фронт или для освобожденного от оккупантов Воронежа карандаши, конверты, свои письма и рисунки (наша область шефствовала над ними), другого у нас не было.
На фото: ученики и педагоги 50 средней школы:
Александрова Эльвира Аркадьевна, заместитель директора, учитель литературы, отличник народного просвещения, (...), Первицкая Людмила Викторовна, учитель математики, Кураева Нина, Осетрова Прасковья Ивановна, учитель биологии, Ярославцева Лидия Михайловна, директор школы, учитель истории
Хорошо помню наши посещения госпиталя. Мы были связаны с госпиталем на ул. Фрунзе (теперь там НИИТО). Водила нас туда Юдифь Львовна Манусович. Она окончила нашу школу, Томский пединститут и работала у нас старшей пионервожатой, так как вакансии словесника не было, а работать Юдифь Львовна хотела только в своей горячо любимой 50-й. В госпитале мы ходили по палатам со своим концертом. Помню, что однажды мы встречали вместе с ранеными Новый 1942-ой год. Собрались в зале. Мы, артисты, на сцене, около елки, раненые — в креслах зала, а лежачие — на носилках у самой сцены.
В госпитале наша вожатая познакомилась с раненым ленинградцем, инженером Володей Львовым. У него была ампутирована нога. Они поженились и вскоре после войны уехали в г.Львов. Так наша школа рассталась с талантливейшим педагогом Юдифь Львовной Львовой, которая к тому времени была уже завучем школы и заведовала литчастью ТЮЗа.
К концу войны я доросла до комсомольского возраста. Вступала в комсомол в феврале 1945 года. В тот день, когда в РК ВЛКСМ мне вручали комсомольский билет, наши войска вошли в Бранденбургскую провинцию в Германии. Мы услышали это сообщение по радио, обнимались и поздравляли друг друга.
В комсомоле мы были очень самостоятельными и взрослыми, ответственными. В 7-8 классе мы уже думали о том, что можем сделать полезного, нужного. Помню, приняли решение о шефстве над детским домом. Сами, без подсказки взрослых. Такой детдом для дошкольников был на ул. Романова, там теперь реабилитационный неврологический центр. В детдоме были дети 5—7 лет, многие из них видели и помнили, как на их глазах убивали их родителей. Они очень нуждались в ласке, и мы в свои 14-15 лет, как могли, давали ее этим детям.
Многие ребята, на год старше меня, ушли из школы на завод. Подрастая, летом мы ездили работать в колхоз, и в первый послевоенный год, в восьмом классе, мы работали в сентябре, уже падал снег, в колхозе Черепановского района. С нами ездила наша учительница черчения Лидия Давыдовна Денисова (до войны — модная, утонченная дама). Работали хорошо. Спали в клубе на полу, вповалку. Возвращались в Черепаново на станцию пешком, с трудом шагая по замерзшим заснеженным колеям поля. В память об этой работе у меня хранится книга, подаренная директором Марией Александровной с дарственной надписью на школьной линейке.
Много раз школа замирала в горе, получив известие о гибели кого-то из наших ребят. Помню, как погиб Валя Подневич. Сначала убили его старшего брата Леонида, ушедшего добровольцем из 10-го класса. И тогда Валя, учившийся в 9 классе, добровольно ушел, попросившись в часть брата. Я хорошо помню его. Невысокий, светловолосый, очень спортивный, веселый, общительный. До войны он дружил с нашей вожатой Галей Олешко и часто вместе с ней приходил к нам в класс. Помню, как пел вместе с нами под Галин аккомпанемент: “Солнце в золоте лучей мне подмигивает, через улицу ручей перепрыгивает...”. Смеялся, возился с нами...
В один из дней 43-го года в школу пришло письмо из его части. Наш Валя погиб в жестоком бою. Он был окружен, расстрелял весь боезапас. Последнюю пулю оставил для себя, чтобы не попасть в плен. Товарищи писали, что они знают нашу замечательную школу, ее учителей — так много и с любовью рассказывал о них Валя. Клялись отомстить за друга. В этот день под звуки траурного марша духового оркестра СибВО мы по классам собрались в школьном зале на траурную линейку для общей скорби и слез. В нашей школе и радоваться, и печалиться умели вместе.
Помню и как праздновали в школе Победу. Устроили очень торжественный вечер. Мне, семикласснице, посчастливилось быть на нем в делегации от класса. В зале стоял большой стенд с фотографиями уведших на войну и не вернувшихся ребят. На нем были слова: “И капли крови горячей вашей, как искры, вспыхнут во мраке жизни и много смелых сердец зажгут...”.
Особой любовью были окружены явившиеся на вечер из госпиталя, прямо в халатах, раненые ребята. Среди них Абрам Китайник, впоследствии известный новосибирский журналист. Помню родителей двух погибших братьев Подневичей, один из которых — Валентин стал Героем Советского Союза. Вечер был и очень торжественный, и горький, действительно “радость со слезами на глазах”.
Так учились, жили и взрослели мы в войну, выполняя то, что требовалось от детей войны — мужественно переносить ее тяготы: голод, холод, тревогу за отцов и гибель близких.
Школа лет войны — это и наши дорогие учителя тех лет. Вспоминается Инна Евлампиевна Коваленко, уже пожилая учительница биологии. Она приходила к нам на уроки с улыбкой, с шуткой, с добрым светом глаз, и мы только что случайно видели, как в гардеробе, зарывшись лицом в пальто, она плакала о погибшем сыне. Наши учителя — это добрейшая Екатерина Степановна Носкова, Александра Михайловна Киселева, замечательная учительница русского языка. Инна Михайловна Ламан, Елена Семеновна Степанова, Софья Вячеславовна Дубинина, Галина Дмитриевна Гоголева, учительница физики Аделя Моисеевна Розенблид, мудрая, любящая, делающая радостью математику Зинаида Ивановна Оксиюм (ушедшая от нас 40 дней назад), Абрам Михайлович Шнеерсон. Они были добры, строги и снисходительны. Я знала, что они переживают со мной наступившую слепоту моей мамы, радуются возвращению с фронта израненного моего папы и даже туфелькам, сменившим на моих ногах грубые “мальчиковые” ботинки.
Руководила школой в это труднейшее военное время директор школы Мария Александровна Шарова, из знаменитой в Новосибирске педагогической семьи Шаровых. Она была интеллигентна, мудра и добра. Завучем школы и ведущим словесником была Юдифь Львовна Львова (Манусович), руководитель нашего школьного “Общества любителей русской словесности”, на заседания которого приходили и дискутировали с ней и наши новосибирские писатели и артисты. На наших кружковских билетах был девиз в духе военного времени — слова Э. Багрицкого: “Сабля да книга ¾ чего еще?”.
Мы все были влюблены в русскую словесность и в нашу учительницу. Она была не просто учитель, но и актриса, и писатель, и просто очень яркая, талантливая личность. Сколько раз ее статьи в “Учительской газете”, в “Народном образовании”, в “Литературке”, да и хранимый памятью ее образ помогали мне в моей работе!
В годы войны, несмотря на тяжесть забот и обязанностей, руководители города были как-то очень лично связаны с народом, даже с нами, детьми. Я знала секретаря Обкома Комсомола Егора Лигачева, зав. отделом школ Таню Яковлеву. Даже по каким-то собраниям, митингам помню секретарей Обкома партии Яковлева, Кулагина. Может быть, многие дети фронтовиков, я в том числе, и живы-то остались, благодаря заботе города о своих детях. Я имею в виду городскую детскую столовую, куда мы получали пропуск на месяц и где могли получить настоящий хороший обед с булочкой. Столовая размещалась в Городском корпусе. Центральный ресторан с его огромным залом, витражами в окнах и старинной лестницей был отдан детям и с 8 до 23 часов гудел, как улей. Тесно стояли столики на четверых, вокруг сидящих за столом — еще одна очередь ожидающих, и между столиками бегали с подносами официантки. И среди них одна — Симочка, общая любимица: быстрая, улыбчивая, добрая.
Запомнилась мне заведующая ГорОНО Инна Петровна Данилова. Она часто бывала у нас в школе. Внешне довольно суровая, но с теплым взглядом, обращенным к детям. Бывала у нас на уроках методист Михалина Давыдовна Барнбейм. Энциклопедически образованная, она интересно разговаривала с нами. Было видно, что и мы ей интересны. В нас видели будущее страны, о нас заботились, нас растили!