— Как прошло ваше детство?
— Я родилась в Новосибирске в 1960 году. Мое раннее детство прошло на окраине города в очень самобытной, самодостаточной и комфортной обстановке, где все соседи хорошо знали друг друга. Наши соседи сверху были педагогами, серьезно занимались воспитанием своих детей, а заодно воспитывали и меня. Так, глядя на их ребенка (ведь дети быстро перенимают навыки друг у друга), я сама написала свое первое слово.
Старшие дети всегда следили за младшими, я до сих пор помню, что в первый раз в школу меня повела старшая соседская девочка.
У нас был замечательный дом, мы каждую весну разбивали перед окнами роскошный палисадник, высаживали цветы, красили лавочки. Вообще, двор был «мальчишеский», поэтому все, включая меня, увлекались хоккеем, футболом и мечтали стать спортсменами, летчиками, космонавтами.
— Как же вы стали педагогом?
— В десятом классе у нас появилась замечательная учительница, которая открыла для меня новый мир истории и философии, заинтересовала работой педагога. В дальнейшем я бы могла пойти и в науку, но желание преподавать пересилило.
— Не разочаровались после в своем решении?
— Разочаровалась. Я же пришла в школу «звездой» педагогического института, Ленинской стипендианткой, отличницей. И думала, что только меня все и ждут, что я все смогу перевернуть и сделать обучение лучше и эффективнее. Но оказалось, что изменить общественное мнение не так-то просто. Начался традиционный советский конфликт хорошего с еще более лучшим.
— Что вы хотели изменить?
— Очень многое. Тогда этот подход к обучению назывался «педагогика сотрудничества». Мы с ребятами организовали философское общество и за чашкой чая при свечах стали собираться и обсуждать мировые проблемы, читать стихи, петь песни под гитару. Но вскоре с нами начали бороться. Тогда дети написали в «Комсомольскую правду», потом о нас вышла большая статья в «Учительской газете». В итоге уволили директора школы, практически ни за что. После этого я ушла работать в институт.
— Однако вернулись в школу?
— Конечно, уже через год я опять начала работать учителем истории в школе №42, а потом в 54-й. Здесь девять лет отработала завучем и опять, разочаровавшись, но уже в административной работе, снова стала преподавать.
— Каков ваш главный принцип в воспитании учеников?
— Я считаю, что главное — это уважение. В каждом ребенке надо видеть человека. Сегодня очень много говорят о том, что педагогика должна основываться на сотрудничестве, но чтобы сотрудничать, необходимо иметь собеседника, который способен понять то, о чем ты говоришь. Поэтому чем старше я становлюсь, тем больше понимаю, что педагогика все-таки должна придерживаться авторитарного стиля. Ведь не зря в средние века прежде чем учить человека чему-то, его заставляли выполнять подсобную работу, самую неблагодарную и грязную, подготавливая его тем самым к восприятию знаний.
А сейчас все чаще мы встречаем детей, которые не готовы и не хотят учиться. Они считают, что знают об этом мире все, что являются носителями истины в последней инстанции. Окружающий мир в конечном итоге убивает в подростке состояние ученичества.
И становится очень обидно и горько, когда ты сам стараешься познать что-то новое и хочешь рассказать это другим, а те люди, которые сидят напротив, не готовы слушать тебя.
Конечно, в этом случае всегда говорят: «Уверены ли вы, что это интересно детям?» Но вы знаете, оглянувшись назад на свою жизнь, я уже в чем-то действительно уверена и понимаю, что за моими плечами стоит определенный опыт, культура, работа, и даже ради этого, я считаю, ученик должен уважать и слушать учителя.
— Воспитывать современных подростков действительно очень нелегко. Как вам это удается?
— Просто говорю им правду. Иногда, конечно, реакция за этим следует крайне отрицательная. Частенько подростки начинают рассказывать родителям невероятные истории, мамы и папы, абсолютно не разобравшись в ситуации, встают на позицию своего чада, идут по различным инстанциям с жалобами, «размазывая» учителя. Иногда уже просто сдаешься... А проблема ведь в том, что учителя стали сферой обслуживания — «обслугой». Понимаете? Бывает, что приходит мама, которая не педагог-профессионал, и начинает меня учить, как надо работать. В последнее время вообще любят советовать, как я должна преподавать историю.
— Что же тогда помогает идти все время вперед, дает силы для дальнейшей работы?
— За ту зарплату, которую нам платит государство, мы не работаем, а служим. Конечно, некоторые говорят, что мы, учителя, больше ничего не умеем делать... Может быть. Хотя я думаю, что даже сейчас успешно могла бы реализовать себя в другом деле. Но есть еще и ответственность. Психолог Эриксон говорил: «Для того, чтобы в конце жизни не расстроиться по поводу напрасно прожитой жизни, в период своей зрелости человек должен послужить обществу будущему, обеспечивая выживаемость и процветание».
— Чему служите вы?
— Этому и служу. Даже если из целого класса над поставленным мной вопросом задумается один человек, я буду считать, что потратила не зря свои силы, потому что после него задумаются еще пятеро.
— Расскажите о своем классе.
— Класс хороший. Ребята очень яркие и интересные личности: спортсмены, творцы, исследователи, которые пытаются реализовать себя в разных направлениях. Мы очень много времени проводим вместе, например, каждый год ездим в археологические экспедиции — по месяцу живем в палатках, участвуем в раскопках.
— Скоро выпускные экзамены. Как вы относитесь к системе ЕГЭ?
— Я вообще к системе тестирования отношусь отрицательно. Это совершенно необъективная оценка знаний.
— Многие считают, что как раз наоборот. Ведь это не лотерея с экзаменационными билетами, здесь нет никакого личного отношения.
— Тем не менее, тест не учитывает интуитивного мышления и эмоционального состояния ученика. Мало ли что происходит с человеком в момент сдачи экзамена: он ведь может быть и в состоянии стресса.
Тем более, я считаю, что вступительные экзамены — это серьезное испытание, которое помогает человеку расти и развиваться дальше.
Кроме того, я смотрю на это еще и с другой стороны: при внедрении этой системы создаются дополнительные контролирующие структуры, работу которых нужно оплачивать. И это в то время, когда наше государство не в состоянии обеспечить приличную зарплату учителям.
— Как вы относитесь к изменениям в школьной программе?
— Во-первых, программы совсем не учитывают социальную зрелось и готовность ребенка к нагрузкам. Вы представляете, что это значит — изучать историю непростого и противоречивого двадцатого века в девятом классе? Как осознать четырнадцатилетнему неподготовленному подростку, что такое коллективизация, индустриализация, сталинизм, перестройка — это уже не древний мир в картинках, а очень серьезные темы для размышления. Во-вторых, сейчас ученик должен пройти всю школьную программу до девятого класса. Вот, скажем, на вторую мировую войну отводится всего пять часов! Что можно узнать за это время? Когда война началась и когда закончилась, две-три даты, одну-две фамилии? О каких примерах героизма и мужества мы говорим? О какой памяти поколений?
— Помимо преподавания вы занимаетесь творческой и научной работой, часто пишете статьи в «Учительскую газету». Над чем работаете сейчас?
— Давно уже ничего не пишу. Следую совету Ахматовой: «Если ты можешь молчать, то лучше помолчи». Сегодня все стремятся поговорить, кто только не делится своим опытом. Слишком много шума вокруг, я лучше пока помолчу.
Беседовала Алена Шалтанис.